Записи на таблицах - Лев Виленский

— Мальчишка, красавчик, иди сюда! Я изорву тебя в клочья, и брошу зверям полевым твое безволосое тело, ты, баба! Клянусь Дагоном, тебе не пережить этого дня, щенок иудейский! Что я, зверь какой, что идешь ты на меня с палкой? Будь ты проклят, ублюдок, продажная девка, иди ко мне, в мои объятия, и я тебя побалую! —

Тут Гольят расхохотался во всю глотку, ему ужасно понравилась собственная шутка…

— Ты выходишь на меня с мечом и щитом — закричал в ответ Давид, — а я выхожу на тебя во имя Господа Цеваота, Царя воинств Израиля, которые ты поносил сейчас, необрезанная тварь! И предаст тебя Господь в руку мою, и сниму я с тебя голову твою, пустую похвальбу свою проглотишь ты, гой! И трупы всего войска Плиштимского отдам я сегодня птицам небесным и зверям полевым, и узнают плиштим, сброд необрезанный, что не мечом и щитом Господь спасает, и успех войны от Господа, и в руки мои предаст он всех вас, нелюди! Будьте прокляты, мужеложцы и совратители малолетних!

Гольят, взревев от обиды, побежал навстречу Давиду, каждый огромный шаг приближал его к цели, могучая рука подняла огромное копье, метя в Давида, но не успел Гольят метнуть его.

Давид опустил руку в сумку, висящую на боку, ощутил холодок гладкого камня во вспотевшей руке, камень лег в петлю пращи, засвистел воздух, разрезаемый ремнем пастушеского оружия… и вот, камень, вылетев из пращи, с треском ломаемых костей, вонзился в лоб Гольяту, не опустившему в ярости забрало шлема,…гигант рухнул вперед, окованный бронзой щит зазвенел по камням, отлетело в сторону чудовищное копье… Облако пыли поднялось над местом падения тела, и к облаку пыли устремился Давид, выхватил у обездвиженного Гольята меч из-за пояса, и одним страшным взмахом отрубил голову поверженному плишти, так что меч вонзился в землю, черная кровь залила серый песок Аялонской долины… И поднял пастушок Давид голову врага, и высоко держал ее над головой, а мимо бежали иудейские воины, кинувшись в атаку на плиштим, бегущих в ужасе…

Годы шли. Пастушок стал помазанником Божиим, стал царем Израиля, после того, как пал Шаул в битве, после того, как убит был преемник его Ишбаал. Хеврон, город древний, город, где покоился Авраам, был столицей Давида.

Ночью, когда звездное небо над Израилем сверкает драгоценными каменьями звезд, когда прохлада гор Иудейских сменяет знойный полдень, стоял Давид, царь Израиля у пещеры, что в долине Мамре. Шесть могильных плит белели в лунном свете. Авраам и Сарра, Ицхак и Ривка, Яаков и Лея… любящие и любимые, они не расстались и после смерти, они лежали рядом друг с другом, на священной земле Хеврона. Но Хеврон Иудейский был далек от земель Иссахара, Меннаше, Реувена и Дана, трудно было править царством, находясь в Хевроне. Каждую ночь приходил Давид к пещере, где покоились предки, говорил с ними, просил совета. В эту ночь, как казалось ему, должно было произойти что-то, что изменит жизнь его. И это произошло. От могилы Авраама отделилась белая, мерцающая в лунном свете тень, бестелесная и почти невидимая. Давид пал на лицо свое в страхе, он не боялся ничего, но вид бесплотной тени предка поразил его так сильно, что холодок пробежал по спине, ноги задрожали и в ушах застучала кровь…

Тень Авраама молчала. Потом, перед тем, как она растворилась в воздухе, Давид услышал одно слово, тихое, как последний вздох: «Йерушалем…».

Йевус

Город иевусеев, Йевус, называемый также Иерушалаимом, не покорился иудейским завоевателям. Могучая крепость, горное гнездо, лежал он на хребте высокого холма, неприступный и молчаливый. Войны обошли его стороной, иевусеи платили небольшую дань царям Израиля, и те оставляли их в покое. А народ иевусейский жил себе дальше, не отдаляясь без надобности от стен города, неторопливой и скучной жизнью, нарушаемой только церемониями в честь Баала, редкими свадьбами, да частыми похоронами. Весной женщины водили хороводы вокруг редких деревьев за стенами, где журчал Кидрон, а потом, душными вечерами, к ним приходили мужчины, и начинался свальный грех вокруг деревьев, бешеные оргии, совершенно разнузданные и дикие, после которых рождались дети, отцов не знающие. И в этом было их счастье, ибо первенцев своих отцы приносили к жрецам Баала, и те проносили их сквозь огонь, и умирали в муках маленькие первенцы иевусейские, а кости их хоронили под порогом дома в кувшине, считая, что это приносит счастье дому.

Тишину, царившую над городом, нарушали только крики осликов, несших на спинах кувшины с водой из Кидрона. Возле восточной стены города был прорыт тайный ход, по которому спускались к речушке во время осад, набирали воду, и тем спасались от жажды, пока враги под стенами изнывали от жары, или страдали от проливного зимнего дождя.

Дворец царька иевусеев, стоящий на фундаменте древнего дворца Малхи-цедека, был обветшалым одноэтажным зданием, во дворе которого помещались казармы, в которых жили почти безвыходно горстка солдат, изнуренных жарой и побоями. Иевусейский царек иногда устраивал развлечения для придворных, заставляя солдат драться друг с другом, остальное время они проводили в игре в кости, да сплетнях о городских делах, которых было маловато даже для нелюбопытного человека — кто женился, кто умер, у кого крыша дома упала и придавила семью, кто сломал ногу… о женщинах уже не говорили, потому что открытые и похотливые горожанки спали со всеми без разбору, даже с прокаженными и увечными, и надоели всем до одурения. С горя солдаты начали уже заниматься мужеложеством, впрочем, безобидным баловством, по мнению горожан.

Если бы неожиданно появился древний старец, проживший более полувека, и помнящий еще Сдом и Аморру, он бы несомненно нашел сходство Иевуса со столицами Пятиградья, только сравнение было бы не в пользу первого. Не хватало Йевусу блеска и пышности Сдома, эклектичной архитектуры Аморры, спокойного величия могучей цивилизации, развратившейся, деградировавшей, но великой. Век города подходил к концу- и это было понятно даже глуповатому царьку его… Новый народ, пришедший из-за Иордана, народ гордый, свирепый и необычный, непохожий на все остальные народы, покрыл лицо земли, затопил народ иудейский, как воды дождевые, землю Кенаанскую. Один за другим падали перед ним города, цари, обнажавшие против него меч, исчезал бесследно вместе с воинствами своими, воевавшие с ними уходили в обитель богов. Одна надежда была у иевусеев- на плиштим- но и те, столкнувшись с иудеями, и даже побеждая поначалу, медленно и неуклонно оттеснялись на побережье, где, прижатые спиной к морю, занимались торговлей и почти более не помышляли о войнах.